Общество быстрого случайного общения

Sep 20, 2023

Наш отказ от стандартов одежды означает потерю выразительного потенциала и чувства важности.

В 2001 году я начал работать в юридической фирме, которую раньше называли «белой обувью» — это анахроничная отсылка к белым туфлям из оленьей кожи, которые носили мужчины из Лиги плюща ушедшей эпохи. К тому времени, когда я прибыл туда, адвокаты были одеты в черные или темно-коричневые оксфорды или броги, но кодекс, хотя и отличался, соблюдался с одинаковой строгостью. Однажды днем, пробыв в фирме без сна с предыдущей ночи (около 30 часов), я, пошатываясь, вошел в лифт с расстегнутым воротником и ослабленным галстуком. Старший партнер повернулся и заговорил со мной голосом, который, казалось, исходил из конца девятнадцатого века: «Молодой человек, мы не встречались, но я предполагаю, что вы работаете в этой фирме. Вы обнаружите, что мы не расстегиваем воротники наших рубашек раньше 17:00, и тем более в общественных местах, где нас может легко заметить клиент».

Мир сильно изменился с тех пор, как в XVII веке были отменены законы о роскоши, которые в средневековой Европе и Европе эпохи Возрождения запрещали простолюдинам носить одежду, связанную с дворянством, и запрещали ношение роскошных тканей лицами, не достигшими определенного годового дохода. доход. Результатом стала демократизация одежды – в широком смысле слова победа человеческой свободы. Однако быстрая неформальность американской жизни в последние несколько десятилетий, в которой непринужденный кодекс одежды является лишь одним из ярких компонентов, должна вызвать у нас еще большее двойственное чувство. Технологическая индустрия, титаны которой одеваются подчеркнуто небрежно, вероятно, положила начало этому сдвигу, который за два года изоляции — работы дома в пижамах — превратился в жесткую норму другого рода.

К стандартам одежды относятся с подозрением, поскольку они могут служить средством исключения. Иногда это исключение носит формальный характер, например, когда в клубе или ресторане требуется пиджак и галстук. Возможно, еще более коварно то, что исключение может осуществляться с помощью набора кодов, которые посторонним нелегко распознать. Я испытал это, когда в 1980-е годы, во время увлечения преппи, я перешёл из государственной школы в частную среднюю. Три года моя одежда была не той, и поэтому я был неправ, отмеченный с самого начала как чужой. Такие попытки исключения можно преодолеть особым талантом или харизмой, либо силой характера. Не имея этих вещей, я закончил то, что начал, как социальный неудачник.

Однако мода также часто действует как механизм инклюзивности. Надевайте предписанную форму каждый день — будь то комбинезон или костюм в тонкую полоску — и вы становитесь частью команды. Путешествие от места, с которого мы начинаем, к далекому и полувоображаемому месту, которое, как мы надеемся, станет нашим пунктом назначения, может начаться с покупки какого-нибудь желаемого предмета одежды. Индустрия моды продает эту мечту Золушки о трансформации, и доллар за доллар может принести большую ценность, чем высшее образование.

Одежда также является одним из способов познания прошлого, в основном через фотографии. Викторианцы выражали свои моральные, интеллектуальные и духовные устремления через одежду, так же поступали эдвардианцы, пуритане и знать при дворе Людовика IV. Ни один кодекс одежды не может быть настолько строгим, чтобы исключать самовыражение; даже военная форма, призванная «говорить» от имени государства, а не отдельного солдата, может носиться свободно или плотно, с тщательно расположенными медалями и знаками отличия или менее тщательно. Личность владельца всегда находит выход. Подумайте о том, какую работу сыграли фуражка генерала Дугласа Макартура и тропический хаки, выразив его характерное небрежное высокомерие. Человеку с такой властной внешностью ленты были не нужны.

Мы склонны сосредотачиваться на том, что наш выбор моды говорит другим — о нашем доходе, нашем профессиональном статусе, наших сексуальных предпочтениях. Мода также может помочь нам вести продуктивный диалог с самими собой. Тот, кто потерял работу, может проснуться и сказать: «Я безработный, и, возможно, меня даже не любят, но сегодня я приму душ и надену свежую рубашку, потому что я верю в свою ценность, даже если никто другой не верит». » Одежда — один из способов выразить наши стремления. Когда мы говорим только в джинсах, толстовках и туфлях на мягкой подошве, мы оставляем половину этого языка нетронутой.